Писатели земли Уральской
   
главнаядля школьников 5-9 классовШишов К. А.
 
 

Шишов Кирилл Алексеевич

Литература об авторе

Казаков, Алексей. Урал — судьба: Заметки о новой книге Кирилла Шишова / А. Казаков // Челябинский рабочий. — 1998 . — 1 апреля.

Писатель, философ, краевед, общественный деятель Кирилл Шишов по-прежнему верен однажды и навсегда выбранной теме осмысления своего отчего края — Урала. Пожалуй, никто сегодня не объял столь всесторонне эту тему одновременно в поэзии, прозе, философском толковании, как это делает год за годом, десятилетие за десятилетием К.А. Шишов. Тому пример — его новая книга "О матери, о родине, о вере..."

Несмотря на несколько общее название, книга Шишова конкретна и адресна своим содержанием, где поэзия соседствует с прозой. И в той конкретности — точка отсчета — Урал во всем объеме этого понятия:

Урал — наш отец. И наш дед. И наш прадед.

Незримо он нашими судьбами правит.

Через историческую судьбу Урала, народов его населяющих, автор постигает прошлое, настоящее и будущее всей России. Он не суживает тему до Челябинска, Ильмень-горы или отдельного культурологического явления, каким был, скажем, наш патриарх Л.Л. Оболенский, чья жизнь завершилась в Миассе. Наоборот, от событий, происходивших на уральской земле, Шишов видит взглядом художника-мыслителя порядок вещей общероссийского масштаба. Его стихи "Урал", "Русь", "Татищев", "Старый дядя", "Ржавый пояс", "Кисегач", "Провинция" и многие другие о судьбе России, прежде всего. И в той судьбе присутствует молитва о матери, воспоминание об отце, о своем родовом корне, "посланце былых легендарных веков". Хороша лирическая линия книги Шишова ("Венок скитаний и любви", "Обилие красивых женщин...", "Осень"), придающая ей элегический тон. Прекрасно сказано:

Пред женщиной, с которой незнаком,

Обыденность обманутая тает.

Находя свой потаенный смысл в невидимой власти любимой женщины, автор постигает и "мира смысл" с его верой и химерами, надеждами и иллюзиями...

Не в силах смерть остановить,

Мы все печальнее и строже,

И каждый человек дороже,

Наследующий правды нить.

Ощущая себя летописцем-звездочетом своего мятежного времени эпохи "шестидесятников", Кирилл Шишов постоянно возвращается к "юным горячечным годам", извлекая из их социального опыта яркий манифест своего поколения:

Ни христианства. Ни язычества.

Ни куполов. Ни идолищ...

О, мой народ. Мое величество.

Как обокраден ты и нищ.

Лишен погостов и кладбищ.

Подвластен бремени количества.

Подобен стадищу козлищ,

Ты о заборы тупо тычешься.

Земля чужда. Пространство взвинчено.

Вожди обманны и наги.

Их столько было возвеличено.

И столько сдано во враги.

Но только ты себе не лги.

Без веры здания обрушатся.

В самой природе обнаружатся

Твои бессмертные шаги...

Многие стихотворения Шишова отмечены подобной чаадаевской интонацией с примесью горечи за судьбу родного народа и нескончаемой веры в него же:

Мы все готовы замерзать,

Сопротивления не зная...

Но как прекрасна Русь родная.

Ее предгибельная стать.

Присягая "наследью святоотеческих трудов", Кирилл Шишов ведет свою историческую летопись эпохальных деяний Руси-России, впрямую перекликаясь с известными пророческими поэмами великого Максимилиана Волошина, чей светлый лик также запечатлен в книге. Характерно, что строки те, наследующие волошинские "пути Каина", вдохновлены легендарной Киммерией и написаны в Коктебеле, где "всюду — предупрежденье, знаки космических сил" ("Эпоха неверия", "Айвазовский", "Богаевский", "Дом Волошина"):

А буря в России все та же.

Все те же вопросы добра,

И тем тяжелее пропажа

Чеканного строк серебра.

Отстаивая в каждой строке "право на себя", автор книги воссоздает и энциклопедию собственной души, жаждущей "стать собой", преодолевая партийное сектанство и дворовое холопство:

Мы поколеньями послушны

И изворотливо-хитры,

Когда верстают нас подушно

Владыки в таинства игры.

Заслуга Шишова-художника в том, что он ввел понятие "обреченность Родиной", обреченность "на подвиг совести и муки". Внутренне ощущая себя странником России, он возложил на себя "труд священный" подвижника-просветителя: в творчестве и жизни, отстаивая собственные этические рубежи. Отсюда и вопрощающее в "Сонете к 100-летию Пастернака":

Ужель урок тот бесполезен

И кротость не придаст ума

Стране, где все поля — в железе,

А дух — как нищая сума...

Но все же кротости упорство

Явило миру чудотворство.

Особый раздел в книге К. Шишова занимают новеллы-притчи: "Два танца", "Мемориал", "Зажигалка", "Парень Вася", "Антихристы", "Власть интеллекта", "Сигарета на пляже", "Об Оболенском", "Лера и Кляйн", "Кто победил дракона"... Это не полный перечень философских размышлений писателя о нашем общем времени смуты и надежд. "С чем же остались мы, наивные провинциалы, далекие от схваток Кремля с Белым домом, от независимых теперь (поголовно) газет столицы, сплошь ставших собственностью своих же коллективов, унаследовавших, как и расторопные прибалты, немалую толику общенародных богатств, неизменно накопленных тем же вездесущим центром за счет выкачивания соков из глубинки. Станем ли мы, провинциалы, уважаемыми людьми в новой России после краха тотальной идеологии, или нас по-прежнему будут бессовестно обманывать теперь не союзные, а уже республиканские центристы из той же двуличной Москвы, когда-то правившей по ханским ярлыкам над бестолковым и покорным народом?" — спрашивает Кирилл Шишов своего читателя-современника. И в той вопрошающей интонации слышен отзвук мудрого опыта, прочности, духовных устоев близкого судьбоносного Урала, нашего общего отчего края.