Макаров Ким Михайлович

Тексты произведений

Макаров, К. М. Джурка / К. М. Макаров // Литература России. Южный Урал. Хрестоматия 5-9 класс / сост. Н. А. Капитонова, Т. Н. Крохалева; Т. В. Соловьева. — Челябинск: Взгляд, 2002. — С. 418-422.

ДЖУРКА

Со дня на день мы ждали, что Джурка ощенится, и у нас будут щенята, похожие на лисят. У Джурки морда узкая, хвост большой, пушистый, и сама она вся рыжая, огнистая. Однажды в нее из ружья пальнул лесник Егорычев — с лисой спутал.

Я выстелил свежим сеном конуру, налил чистую воду в миску, но вечером Джурка исчезла: ушла в лес. Отец на это сказал коротко: «Инстинкт». Появилась Джурка на пятый день. Смотреть на нее было страшно: вся в глине, одно ухо в крови, а глаза, в них было столько боли и горя, что и самому хотелось плакать. Отец сразу понял, в чем дело. Он обмыл раны, прижег йодом.

— С волком подралась. Как еще уцелела?

Мама стояла рядом и все ойкала и спрашивала:

— А где щенки, Джурка?

Джурка смотрела мимо, отворачивала голову. Отец хладнокровно объяснил: «Волк пожрал щенят. Поразвелось серых нынче... Вчера еду на «Беларуси» по дороге с поля, смотрю, а он, зверюга, стоит впереди меня, словно я ему Красная Шапочка. Гуднул — стоит. Ну, думаю, волк, не пробовал ты еще железный бок! Прибавил скоро-стешку — так ведь перед самыми колесами только отскочил. Вот нервы! Ему бы в школе работать. А?! Отскочил — и побежал обочь дороги, на меня смотрит, а глаза, что у покойника мертвые, холодные. Смотрит зубами так: клац-клац... Аж по спине мураши потекли...». Три дня Джурка ничего не ела, только воду лакала да по ночам выла.

В лунную ночь я вышел во двор. Джурка положила лисью морду на землю, тело ее вздрагивало, а из глаз катились слезы. Собаки, оказывается, тоже плачут! Было светло, тихо. Я погладил Джурку, она от этой ласки застонала даже.

На следующий день к нам пришел дядя Паша Егорычев. В рюкзаке у него что-то шевелилось.

— Михалыч, — окликнул он отца, работавшего в огороде. — Принимай подарок!

— Кота в мешке?

Отец выпрямился, сбил землю с лопаты, заискрил глазами.

— Да ты, Михалыч, почти угадал, — засмеялся дядя Паша.— У вас, кажись, Джурка ощенилась? Вот как раз ей на довольствие и поставить Приемыша. Дядя Паша снял с плеч рюкзак, развязал его и вытащил за загривок лобастого крупного щенка.

— Ух ты! — восхищенно выдохнул отец. — Вот это экземпляр. Зверь! Где украл?

— Украдешь у нее... — дядя Паша легонько толкнул ко мне щенка.

— Случайно наткнулся на нору. На семнадцатой деляне лес валили, так спугнули волчицу. Других-то она раньше перенесла, а этого бедолагу не успела. Я обхожу участок — слышу: скулит кто-то...

Пока взрослые разговаривали, я играл с Приемышем. Щен как щен. Ничего страшного.

— Пап, возьмем, а? Джурке не так скучно будет.

Отец почесал затылок.

— Ах ты, штык японский — щавель конский, — говорит. — Глянь-ка лучше на Джурку, видишь, какая нервная стала?

Джурка рвалась с цепи, лаяла зло, шерсть по загривку огоньком дыбилась, глаза — стальные. Дядя Паша присвистнул:

— История! У себя волчонка оставить не могу — корова почует, перестанет молока давать.

— Слушай, — перебил его отец, — снеси Жирнову. Он давно мечтает кобеля хорошего купить. А то все жалится, — и отец строго посмотрел на меня, — что в его сад ребята по ночам шастают.

— Жирнову?! — разочарованно вопросил дядя Паша. — Я прошлым летом подарил ему дикого селезня, подранка. Очень он просил, мол, хочется новую крепкую породу для общества нашего развести... Так через неделю зашел попроведать крестника своего, а он, Жирнов, и говорит: «Улетел твой крякаш на юга, отдыхать...». А потом узнаю, зажарил он селезня-то, — да еще и похвалялся: «Есть же дураки на свете». Это он обо мне...

— Да-а, — посочувствовал отец, — с него станется. Пустой человек. Как курица, только знает, что под себя гребет...

Приемыш остался у нас. Накормив молоком из бутылки с соской, я отпустил Приемыша гулять. Он бегал по двору, а Джурка напряженно, с любопытством следила за ним. Наконец и Приемыш увидел ее. Он взвизгнул радостно и бочком, косолапя, понесся к ней. Джурка зарычала, да так грозно, что и я оторопел, а Приемыш, будто споткнулся о невидимую черту, стоял, недоуменно глядя на рычавшую собаку.

Дружбы не получилось.

За ужином отец сказал:

— Дух у него волчий. Надо Приемыша помыть с детским мылом или прокурить осиновым дымком. Может, наодеколонить его?

Мама хмыкнула, весело глянула на отца:

— Тебе, отец, зоотехником быть бы? Куда ж она денется? Соски, вишь, тоской набухли, почернели... Да и сердце у нее, поди, материнское — приласкает еще.

Проснулся я рано утром, окно распахнул — в каждой росинке уже ожидалось солнышко, птицы высвистывались друг перед дружкой, в небе облака, как корветы старинные с парусами белыми, розовыми.

А где Приемыш?! На тюфяке у моей кровати его не было. Я выскочил во двор. Клубком свернувшись, лежала Джурка у конуры, а Приемыш, уткнувшись мордочкой в ее живот, сопел громко, сладко почмокивал молочко Джурки.