Писатели земли Уральской
   
главнаядля школьников 5-9 классовГоловин А. Д.
 
 

Головин Анатолий Дмитриевич

Тексты произведений


Фронтовые цветы: Поэмы, лирика военных лет . 2-е издание. — Челябинск. — Фрегат. — 2002.


БАЛЛАДА О ТАНКОГРАДЕ

Рокочущий зал общежитья. Я вхожу,
как в предверье открытья.
Юностью зорко глазами лучит,
ждет стихов о любви и молчит...
Я сказал, может быть,
ожиданьям не в лад:
—Спас Россию и вас
                                   Танкоград!
На меня
             удивленные взгляды нацелены остро:
—Мы о нем не слыхали.
—Такого и не было, просто...
—Танкоград?
Мы историю в школе учили...
—Уважаемый, вы сочинили!
Я сказал:
—Вы забыли родные преданья.
А может — не знали.
И нужно ль искать оправданья?
Что было-то с нами.
Ушло — но навечно
пребудет

Но горько, коль дети
вас все-таки в чем-то
                            осудят...
Танкоград...
Там мой друг за станком, там и я,
белобрысым еще пареньком...
Где-то школа осталась
                          за гранью войны...
Вот детали его, вот -- мои, шатуны.
А станок день и ночь
                           Не смолкает
Витька снова деталь заправляет,
замеряет, подводит резец к ней,
                           спокоен и зорок.
Закурил, затянулся —
кричу ему: "Сорок!"
Улыбнулся, кивнул —
и все у него моментально и ловко...
Вот детали несет
                 с "козьей ножкой"
ко мне на шлифовку.
Эх, Витька —очкарик!
Родной, удивительный парень!
Мне кажется: всем он за что-то
всегда благодарен.
Улыбнется —
и стекла очков иль глаза добротою искрятся.
Наверно, улыбки его
ночью девушкам снятся.
Мой звенит агрегат,
и под "камнем" шатун
в пене мутной
                 мелькает по кругу.
— Слышал?
Вчера сдали Лугу...
И ушел.
Цех дрожит и рокочет, пресс вздыхает
ритмично и скупо...
А внизу, у станков, — тишина,
будто грохот поднялся в купол.
Где-то там, за стеною бетонной,
пропитанной маслом,
снег, пурга и война,
и пожары,
пожары не гаснут.
Забуранились дни,
и в огне, как в потопе,
российские дали.
Словно пули,
                 врываются в сердце слова:
Снова сдали...
Будто голое сердце стучит —
защитить его нечем,
и тяжелое что-то
сдавило мне горло и плечи:
Отступаем опять,
отступаем...
Будто это во сне,
будто сон нескончаем...
Только зов,
крик о помощи,
просьба,
приказ
тех,
сгоревших в огне —
завещаем:
... отомстите!
... убейте!
... карайте!
... казните невиданной смертью! —
Это сводки кричат,
это письма несут, словно мины
                с замедленным взрывом
в конвертах.
Над Уралом — пурга,
над снегами снега
                          от накала красны...
Где-то танки идут на врага —
это наши гремят "шатуны".
Витька вновь у станка.
Руки быстры и четки движенья,
и застыла в складках у рта
улыбка ожесточенья.



В зале тихо.
Молчанье, молчанье безверья.
Из рядов — на меня
укоризненный взгляд
                            недоверья...
Что ж, я время верну
и, просторы пройдя бесконечные,
Вас введу в Танкоград...
За бетонными стенами гулких оград
трубы в небо взметнулись зенитками вечными...



Я свой край пересек.
На хребты поднимался,
                           в долины сходил
и в излучинах рек
слышал голос земли,
словно сердце в груди.
О как мирно машины стучат
под землей и
              в открытых карьерах!
Поезда междугорьями мчат,
и уносят ракеты к соседним планетам
                                курьеров.
Я в селенья входил —
над токами
зерна звездопад.
Петухи голосят
                  на антеннах усадеб,
и, как радуги, песни висят
над землей в половодье свадеб.
Сколько радости в лицах!
Я рад приглашению, рад!
—Танкоград?
Что-то мать говорила...
Слыхали...
—Лучше выпей-ка, брат!
Я прошел города на озерах и реках,
но вопрос мой всегда –
иль не трогал, или
                   удивлял человека.
А дворцы из стекла,
из гранита и стали
мне, сверкая, внушали:
да такого и не было.
—Не было!
               —Не было!
—птицы и дети кричали.
Над асфальтом сады зелены,
флагов вьюжный парад.
Сколько света и голубизны!
Где же ты, Танкоград?
Где, в какой стороне
и в столетье каком на Урале
ты причудился мне?
Только слышу в ответ:
—Не видали.
—Не знаем.
А может, забыли?
Молодые.
Совсем молодые.
Праздник флаги клубит,
и — салюты, салюты в честь давних побед.
Радость в трубы трубит,
и — забытого нет,
и — воскресшего нет.
Утонули в цветах обелиски -
в граните былое молчит.
Только память о близких
надсадно, бессильно кричит.
Бьется вечный огонь...
И оркестры, и песни —
гитары звенят в одиночку...
Вот вздохнула гармонь,
и "Катюшу" влюбленно несет по лесочку...
Одногодки мои не от хмеля хмельны.
Ордена золотятся немеркнувшим блеском.
— ... это мы с Рокосовским...
— ... с Толбухиным мы...
— ... в начале еще, под Брестом... Песня женщин.
Такая душевная ширь,
столько в ней
                  неизбывной печали:
— ... это мы
            дни и ночи —
Урал и Сибирь —
ваши пушки огнем заряжали...
Эх, отважные головы —
снежно — белы!
Опалила их жуткая вьюга...
Молодые
            до чертиков веселы и пьют за здоровье
друг друга...
Где б я ни был, они, молодые,
                        стоят предо мною.
Зажигают огни в темных безднах и над крутизною.
Мне бы молодость эту,
что нашей цветет лучезарней...
Мне бы этого взлета...
Красивые парни.
Какие красивые парни!
Словно боги, смелы — ложной скромности
                        нет и в помине!
И девчонки милы —
восхитительны в джинсах богини.

Вот целуются нежно при мне —
иль играют, иль шутят с любовью?
Может,
       тлеют на синем огне?
Пусть
       целуются на здоровье.
Нет, постой!
                     Пусть прервутся — спрошу я:
—Что за праздник, скажи, молодой человек?
—Дед, ты лишку хватил! Слышишь,
в людях веселье бушует?
День Победы сегодня.
Ты где же прохлопал
                                    свой век?
В этот день —
слышишь залпов гудит канонада?
наши предки фашистов повергли. Усек?
— Благодарен.
— Откуда ж ты?
— Из Танкограда.
— Где ж такой?
— Невозвратно — далек.

Время — вечный экспресс.
Где начало его, где конец?
День за днем — за вагоном вагон —
без разрыва.

Он песет в себе войны,
невиданных атомов взрывы.
Это грохот колес по заре,
по любви
и по пеплу...
Вышло солнце опять после гроз
над родными хребтами,
                                      над степью.
Время — горе и радость моя.
это ткань бытия..
Бьет мне по сердцу каждая нить —
как вернуть его, остановить.
Снова день,
Словно миг.
Вот исчез.
И уходит, уходит экспресс, и уносит
              в бетонной одежде оград Танкоград.

Вновь рокочущий зал общежитья.
Я вхожу,
как в иредверье открытья.
Юность зорко глазами лучит,
чуда ждет, воскрешенья.
Молчит.
Я сказал, может быть,
ожиданьям не в лад:
— Это память моя —
                                     Танкоград!
Пламя юности
в сердце стучит, как набат.
Пламя грозных годов
над землей,
над страной
                      и над нами, как
вопрос: Ты готов,
если снова разверзнется пламя? Только
слово, и мне не уйти от него. ... Тяжело и
сурово твое торжество Танкоград.