Бажов Павел Петрович

Литература об авторе

Кузнецова, Н. В. Репрессированный Бажов (неизвестные страницы биографии) / Н. В. Кузнецова // Полевской край: историко-краеведческий сборник. Вып. 1. — Екатеринбург : "Уралтрейд", 1998. — С.143-148.

Павлу Петровичу Бажову на репрессии "повезло": он дважды сидел в тюрьме у белых, и его дважды исключали из партии красные. Он крепко пострадал от безжалостной партийной цензуры — и сам около двух лет был цензором. Раздирающие противоречия эпохи ...

Эти драматические страницы его жизни десятилетиями скрывались от широкого круга читателей. И до сих пор, к сожалению, известно о них немногое и немногим. Но кое-что постепенно становится явным ...

Массовый читатель давно привык к официальной "благостной" биографии писателя, к тому, что автор "Малахитовой шкатулки", "мудрый уральский сказочник", увенчанный Сталинской премией и возглавлявший крупную писательскую организацию, был в полном и пожизненном ладу с властью. Кого и за что тут репрессировать? Однако мне известны шесть репрессивных "дел" против Бажова, добытых в постепенно открывающихся архивах. Эти дела выпали на целое семилетие его жизни. Первое началось 17 ноября 1933 г. и закончилось 25 декабря 1940 г. А внутри этого срока в 1937-1938 гг. прошлось безжалостным катком по судьбе и душе Бажова другое дело, не менее жестокое и бесчеловечное.

Дела эти возникали одно за другим и провоцировались одним и тем же человеком. Такова уж была судьба Бажова — ему достался постоянный, его личный доносчик.

Однако, прежде чем раскрыть суть этих дел, хотелось бы обрисовать биографический фон, на котором они возникали. Шла откровенная травля. Так кого и за что травили?

Надо сказать, что впервые Бажов попал в тюрьму еще 26-летним, в 1905 г., "за участие в учительском союзе". В ту пору, как признавался Павел Петрович позже в анкете для партконтроля, он участвовал в "анархо-народнических группировках". Царская власть продержала его в тюрьме две недели. Другие подробности этого ареста пока неизвестны.

Зато известны некоторые подробности первого ареста у белых, и настолько ужасные, что сам Бажов рассказывал о них очень редко и только в кругу семьи.

Произошло это в последние дни 1918 г., во время так называемой "пермской катастрофы". Отступавшие через Нижний Тагил на Пермь эшелоны с частями Красной Армии попали под Пермью II в ловушку. Уже 25 декабря 1918 г. в Пермь ворвались колчаковцы, а отступать назад красным было некуда — позади тоже были белые. В этих эшелонах и находилась 29-я дивизия, где политработник Павел Бажов выпускал газету "Окопная правда". Разгром произошел абсолютно безжалостный. Плененных красноармейцев колчаковцы забивали насмерть, расстреливали на месте или подвергали особо изощренной казни — раздевали донага, заставляли принимать самые неприличные позы и обливали ледяной водой на морозе. А потом обледеневшие эти фигуры расставляли вдоль железной дороги на Екатеринбург.

Между ними и бежал Бажов по ночам домой, в Камышлов, выбравшись обманом из колчаковской тюрьмы в Перми, где он пробыл пять дней. И с ужасом понимал, что его, большевистского активиста, ждала казнь ничуть не более легкая. А в Камышлове с не меньшим ужасом рожала жена, не знавшая, жив ли муж. И прибежал Бажов к мертвому сыну. И жену не выпускали из дому, держали как приманку — чувствовали, что Бажов к ней придет.

Он рванулся в Омск, колчаковскую столицу, на явку, оставленную ему Леонидом Вайнером. Но и эта явка уже была провалена. И тогда Бажов ушел в сибирские леса, в самую глушь, где учительствовал и участвовал в создании партизанского отряда, о чем и поведал впоследствии в одной из своих повестей. Оттуда он пробрался в город Усть-КаМеногорск Семипалатинской губернии под именем "страхового агента Бахеева", участвовал в установлении советской власти, редактировал газету, которая так и называлась — "Советская власть", и вновь попал в тюрьму.

На две недели город захватила анархистская банда Козыря, арестовала всю местную советскую власть, и в том числе Бажова. Однако расстрелять арестованных бандиты не успели — их вышибли из города.

Об активном участии Бажова-Бахеева в становлении советской власти в Усть-Каменогорске не раз писали казахстанские историки. И вот такого человека спустя почти полтора десятилетия вдруг начинает преследовать сама советская власть. Сейчас уже непросто понять и передать весь кошмар в душе совершенно невинного человека, на которого потоком обрушились непонятные и несправедливые обвинения.

В конце 20-х и самом начале 30-х гг. Бажову пришлось исполнять обязанности уполномоченного обллита и даже стать заведующим этой цензурной организации. Свидетельство тому — его собственные записи в анкетах. Но нигде нет даже глухих упоминаний о причинах, побудивших его принять такое назначение.

собственной писательской работе? В разных архивах имеются, например, его предписания нижестоящим цензурным подразделениям — райлитам, краткие отчеты по проверке издательств. Все это вполне рутинные служебные записки. Но в одной из своих еще неопубликованных автобиографий П. П. Бажов пишет о случае, когда он прямо и резко высказал свое мнение о представленной к изданию рукописи и ее авторе:"... будучи завобллитом, я не согласился на выпуск его густо-черносотенной "Истории Шадрин-ска" и вообще протестовал против издания там политически безграмотных краеведческих сборников".

Этот служебный акт цензорской работы обошелся П. П. Бажову очень дорого. Автор "густо-черносотенной" рукописи стал заклятым врагом Бажова, доносчиком на него, клеветнически злобным и мстительным. Впрочем, в разных архивах мне приходилось встречать доносы этого человека и на других людей и даже на целые организации. Звали его Михаил Кашеваров.

Именно по его доносам с 1933 по 1938 г. П. П. Бажов был дважды исключен из партии, что по законам того времени сопровождалось оскорбительными обсуждениями в разных инстанциях, обязательным увольнением с работы и полным запретом на выступления в печати.

Первое исключение из партии в 1933 г. было через несколько месяцев заменено строгим выговором, который сняли с уже знаменитого П. П. Бажова лишь в 1940 г. Причиной тут была, по сути, несвоевременная выдача ему партийного билета в период революции. Практически Бажов стал работать с камышловскими большевиками и представлять их интересы в местной власти и печати с начала Февральской революции. А партбилет ему был выдан лишь летом 1918 г., но с указанием фактического срока начала партийной работы. Доносчик докопался до этих тонкостей и обвинил Бажова в приписывании себе очень почетного тогда дореволюционного партстажа.

Когда во всем разобрались и восстановили Бажова в партии, ему был официально "присвоен" срок вступления в партию с 1 сентября 1918 г., т. е. дореволюционный партстаж доносчик все-таки у Бажова отобрал.

Второе исключение Бажова из партии пришлось на 1937 г. — и тоже по доносу М. Кашеварова. На это раз причиной стала документальная книга П. П. Бажова "Формирование на ходу. К истории Камышловского 254-го 29-й дивизии полка". Она только что вышла из печати и была организована Истпартом. Так сокращенно называли Институт истории партии Свердловского обкома ВКП(б) — впоследствии Партархив. Павел Петрович был в этой книге, по сути, литзаписчиком, литобработчиком чужих воспоминаний. А кандидатуры ему рекомендовал Истпарт из своего актива. И привлекли Бажова к этому делу прежде всего потому, что, как бывший житель Камышлова, он неплохо знал место и обстоятельства действия и многих действующих лиц. Да и сам он был бойцом 29-й дивизии, редактором ее газеты.

Разумеется, Истпарт при этом рецензировал и обсуждал бажовские тексты, т. е. вся работа была на виду и под контролем. К несчастью для автора и организаторов этой книги, создавалась она до волны репрессий, а подоспела к самому ее размаху. Донос на автора и других создателей книги поступил в Свердловский горком ВКП(б) утром — сразу после ночного ареста некоторых героев книги — участников гражданской войны. Сказалась отличная информированность доносчика о работе НКВД.

Павла Петровича — в ту пору редактора Свердловского книжного издательства — вызвали на бюро горкома. Вел его первый секретарь горкома Михаил Васильевич Кузнецов. И присутствовал при этом первый секретарь Уралобкома Иван Дмитриевич Кабаков. К сожалению, именно он и выхватил партбилет из рук Бажова. Как говорится, что было, то было ... И вряд ли тут могут служить оправданием грозовые тучи, которые уже собирались над головой самого И. Д. Кабакова.

Никаких полутонов или тонкостей в постановлении Свердловского горкома "о книге Бажова "Формирование на ходу" от 25 января 1937 г. не отыщешь. Все сформулировано предельно коротко и беспощадно: "По своему существу книга "Формирование на ходу" является антипартийной, контрреволюционной, так как популяризирует и выводит как тип борца-революционера М. В. Васильева, разоблаченного троцкиста, контрреволюционера. Ряд эпизодов в книге написан со слов М. Панова, осужденного за контрреволюцию, и Г. В. Никонова, исключенного из партии за троцкизм. Бюро ГК ВКП(б) постановляет: 1. Книгу П. Бажова "Формирование на ходу", как популяризирующую врагов партии и народа, троцкистов Васильева, Панова, Никонова, — изъять как антисоветскую. 2. Автора книги Бажова, написавшего эту контрреволюционную троцкисткую книгу, из рядов ВКП(б) исключить ..." И подпись: "Секретарь ГК ВКП(б) Кузнецов".

Павел Петрович потом смиренно не раз просился на прием к И. Кабакову — с намерением объяснить ему свою чисто служебную роль при создании этой книги. Однако Кабаков упорно не принимал журналиста, уже выгнанного не только из партии, но и с работы. Тогда П. П. Бажов столь же смиренно и подробно изложил все обстоятельства создания "провинившейся" книги в своей записке для областной комиссии партконтроля. Записка эта на шести крупных листах в клеточку датирована 20 февраля 1937 г. и хранится в бывшем партархиве. Бажов не отрицает в ней "своей грубой политической ошибки", но обращает внимание на то, что Панова и Никонова он лично не знал и пользовался лишь предоставленными ему документами. А воспоминания бывшего комдива Васильева, коего Бажов знал лично и под началом которого служил в гражданскую, были все взяты из номеров "Уральского рабочего". Да и Васильев в ту пору считался на Урале почти легендарным героем гражданской войны.

Вскоре И. Д. Кабаков и М. Кузнецов были сами объявлены контрреволюционерами и арестованы как "враги народа". И подоспело очередное постановление ЦК ВКП(б) об исправлении очередных "перегибов". Это заставило партконтроль по-новому взглянуть на записку П. П. Бажова. Через год — 27 января 1938 г. — областная партколлегия решила восстановить его в партии.

Судьба репрессированной книги "Формирование на ходу" оказалась не столь благополучной — она пролежала в спецхранах разных библиотек до 1956 г. Соответственно замалчивались и почти все события, связанные с историей 29-й дивизии.

В жизни и творческой работе П. П. Бажова после второго исключения из партии произошла существенная перемена — он не писал больше документальных книг, почти не писал очерков. Еще до всей этой истории он прекратил сбор материала для книги о строительстве Краснокамского бумажного комбината, ибо увидел, как стремительно ширятся аресты на стройке. Сначала там "забирали" иностранных инженеров, потом своих, потом — лучших рабочих. В страхе уехал он из Краснокамска. Но волна репрессий догнала его в Свердловске. Лишенный всякого заработка и живший целый год с большой семьей, по сути, в нищете — на скромную учительскую зарплату свояченицы Натальи Александровны Иваницкой — Павел Петрович упорно писал сказы будущей своей "Малахитовой шкатулки". Первые из них опубликовал еще в конце 1936 г. знаменитый в то время журнал "Красная новь". Это был "Новый мир" той эпохи ... А к началу 1938 г. Бажов закончил уже 14 сказов. Они и составили первое издание "Малахитовой шкатулки", быстро взлетевшее на вершину всесоюзной известности.

Униженный, ограбленный, репрессированный Бажов работал теперь на века.