Рассказы и повести

Ваторопина Нэлли Михайловна

Конверт без адреса

Перебирая снимки из семейного архива, я наткнулась на старую фотографию. На стуле стоит маленькая девочка, а рядом — немолодая женщина в белом платочке, с грустной улыбкой. Пожелтевшая от времени, выцветшая, потерявшая чёткость, фотография из того страшного года в самом разгаре войны.

Эта девочка — я.

Нахлынули воспоминания.

Отца своего я помню довольно смутно, а вот его мать, мою бабушку, я буду помнить до последнего своего часа, до последней минуты. Бабушка, мамочка моя, как ты мне нужна сейчас, спустя полвека, когда у меня самой взрослые дети и подрастают внуки, твои праправнуки! Как мне необходим сейчас твой совет, твоё успокаивающее слово, твой строгий и в то же время такой любящий взгляд, твои добрые ласковые руки.

Этот снимок, где мы вдвоём с бабушкой, был сделан в мае 43-го года по просьбе отца. Мы долго и торжественно собирались в фотографию. Бабушка сменила свой тёмный платок на светлый, попыталась улыбнуться в объектив. А я, приодетая понаряднее, так и не сумела улыбнуться. Всё-таки и здесь, далеко-далеко от войны, была война, и было страшно без отца.

В каждом письме на фронт я писала печатными буквами: «ПАПА, СКОРЕЕ ЗАКАНЧИВАЙ ВОЙНУ И ПРИЕЗЖАЙ ДОМОЙ. МЫ ЖДЁМ ТЕБЯ». В последнем письме он предупредил, что его переводят в другую часть, изменится номер полевой почты, и он напишет нам, как только сможет.

Готовая фотография уже несколько дней лежала на столе в конверте, на котором не было адреса. Мы ждали письма с фронта.

И дождались.

В тот день к нам в комнату вместе с почтальонкой вошли соседи. Письмо! Бабушка выхватила у почтальонки конверт-треугольник и поднесла его к глазам.

— Это не Мишин почерк. Может, из госпиталя?

Быстро развернула треугольник письма и начала: «Дорогая Екатерина Ивановна!..»

Голос её прервался, и она передала листок соседке.

— Не могу. Читай ты.

Приглушённым голосом, почти шёпотом соседка произнесла первые слова: «Дорогая Екатерина Ивановна! Пишет вам друг вашего сына Иван Жар...»

— Ну вот! Я же говорю, что из госпиталя. Читай! — вырвалось у бабушки.

«Ваш сын, гвардии старший сержант Спицын Михаил Степанович, геройски погиб, возвращаясь из разведки...»

Молча, не вскрикнув, не застонав, падала бабушка. В комнате стояла такая тишина, что было слышно, как ветер, влетев в открытое окно, пытается вырвать из рук соседки листок с чёрной вестью и унести его куда-нибудь... куда-нибудь...

Соседка тихонько положила письмо на стол рядом с конвертом без адреса, в котором была наша с бабушкой фотография. Отправлять её было уже некому...

С тех пор прошло почти шестьдесят лет. Я держу в руке старую пожелтевшую фотографию. На ней — пожилая женщина в белом платочке, с грустным лицом, а рядом на стуле — маленькая девочка с широко открытыми глазами.

Эта девочка — я...